Уже несколько лет ученые Палеонтологического института РАН исследуют фауну пермских отложений бассейна реки Сухоны. Особый интерес для науки здесь представляют богатейшие остатки членистоногих и окаменелости тетрапод – четвероногих обитателей уникального ландшафта, существовавшего на месте Вологодской области больше 200 млн лет назад.
О том, как происходили поиски, и какие находки занесли исследователи в свой актив, PaleoNews рассказал один из участников экспедиции, внештатный сотрудник Палеонтологического института Антон Ульяхин.
Фото Антона Ульяхина
– За три недели работы экспедиции нам удалось собрать не меньше 1000 образцов с ископаемыми насекомыми. Из тех отрядов, которые здесь уже не раз находили, есть представители, являющиеся определенно интересными и значимыми для науки. В частности, нам попадались довольно важные с этой точки зрения скорпионницы (Mecoptera). Вообще скорпионницы были не такой уж и редкой находкой – в перми эта группа переживала свой расцвет, и ее представители отличались гораздо большим разнообразием, нежели сейчас.
Также было найдено с десяток стрекоз, что довольно существенно, потому что стрекоз вообще находят не так часто и не так много. Материал, который находится в коллекциях, уже весь изучен-переизучен, поэтому новые находки очень ценны. В отличие, например, от тех тараканов, которых находили, кажется, все и на которых приходится больший процент ископаемых во всем комплексе насекомых местонахождения Исады.
Что касается остатков тетрапод, то это вообще отдельная тема для разговора, своего рода приятный сюрприз. Поскольку литология пермских отложений вдоль всей Сухоны изучена совсем неплохо, мне, как в большей степени литологу, чем палеонтологу, делать в этом поле было в принципе нечего. Наверное, я бы вместе со всеми сидел на линзе и искал насекомых, но Дмитрий Копылов (старший научный сотрудник лаборатории артропод ПИН РАН) проговорился, что на правом берегу Сухоны, как раз рядом с тем местом, где стоял наш лагерь, в прошлом нашли целый скелет парейазавра. Эта информация стала ключом зажигания, и я решил заняться поиском костей тетрапод.
Несколько дней я усиленно прочесывал берег, но что-либо найти так и не удалось. Лишь на следующий день меня буквально потянуло с раскопа к ручью за водой. На обратном пути я обратил внимание на красноцветы, литология которых говорила о пойменном генезисе, что просто идеально для поиска как отдельных костей, так и, особенно, целых скелетов. Буквально через 50 метров мне попался небольшой костяк, ставший объектом моего внимания на весь оставшийся день. Это определило ход моей работы практически на всю экспедицию.
Самые интересные находки были сделаны недалеко от Мутовинской линзы, выше по течению. В непосредственной близости друг от друга там удалось обнаружить два самых полных скелета. Один – с черепом – вероятно, принадлежал терапсиду. От него осталась довольно крупная затылочная часть черепа с шейными позвонками и неполный посткраниальный скелет, включающий кости конечностей, ребра и таз. По соседству с ним был обнаружен еще один скелет, наиболее полный из всех. Судя по сохранившейся передней части черепа с характерными клыками, он принадлежал дицинодонту. Это определил впоследствии старший научный сотрудник лаборатории герпетологии Валерий Голубев, который специально приезжал к нам, узнав о находках позвоночных. Самое интересное, что до того в комплексе тетрапод местонахождения Мутовино дицинодонты известны не были. Статистика там вообще такова, что больший процент остатков относится к амфибиям. Наши новые находки заметно изменили процентное соотношение в сторону наземных тетрапод.
Что до других точек, то в основном в них попадались фрагментарные находки или отдельные кости, по которым вообще трудно сказать что-либо конкретное. Кстати, я пытался найти следы тетрапод в слоях светло-серого мергеля, в которых недалеко от устья реки Стрельня выше по течению однажды нашли целую следовую дорожку парейазавра. Увы, но найти ничего подобного на этот раз не удалось. Это, однако, не столь печально, учитывая общие результаты, которые и без того оказались существеннее, чем предполагалось изначально.
Думаю, собранный нами материал будет весьма важным для науки. Главное, чтобы его не отложили на хранение, что называется, в дальний ящик. К сожалению, в ПИНе, как и во всем мире, такая тенденция прослеживается, и подобная судьба для коллекций костей тетрапод вовсе не редкость. Новые данные, которые будут получены в ходе исследований наших тетрапод, дадут возможность расширить информацию о составе мутовинского комплекса, что позволит сравнивать его с другими комплексами и находить больше стыковок, что важно для изучения всей динамики биоразнообразия – ведь в то время оно падало со страшной силой, приведя в конце концов к Великому вымиранию.
Стоит отметить, что палеонтологические исследования в районе Сухоны ведутся еще с того времени, когда отечественная палеонтология только зарождалась. Первым, кто посетил эти места, был сам Родерик Мурчисон – первооткрыватель пермской системы. Его экспедиция 1840-41 гг. прошла и по Сухоне, но тогда ученым не было сделано никаких открытий, а слагающие берега Сухоны пермские отложения признаны «немыми». Это выглядит забавным, потому что на самом деле здесь можно найти множество разнообразных ископаемых остатков. Видимо, Мурчисон и не стремился в деталях описывать верхнепермские отложения Сухоны.
Еще более забавная история произошла через два года после экспедиции Мурчисона, когда граф Александр фон Кейзерлинг проводил в этих местах масштабные исследования. Ему таки удается найти ископаемые – два вида брахиопод рода Terebratula. Кейзерлинг отнес их к пермским ископаемым, хотя на самом деле они происходят из отложений карбона и были принесены сюда ледником. Нам тоже встречались в речном аллювии довольно крупные куски кремня из отложений позднего карбона, содержащие многочисленных брахиопод, тетракораллы, криноидеи.
Палеонтологическая неопределенность продолжалась до конца XIX века, пока в эти места не попал В.П.Амалицкий. Известная северодвинская галерея, являющаяся ядром экспозиции зала позднего палеозоя палеонтологического музея им. Ю.А.Орлова, была найдена Амалицким не так уж далеко отсюда. Если говорить конкретно о Сухоне, то Амалицкий бывал и здесь. В 1897 году он проводил геолого-разведочные работы на реке, во время которых нашел рыбный скелет кого-то из Palaeoniscidae. Когда Амалицким уже было открыто местонахождение в Соколках, ученый полностью сосредоточился на нем, поэтому из вида ушли берега Сухоны, где он бы нашел не менее интересный материал по позднепермским позвоночным.
Более плодотворно Сухоной занялись в 20-ых годах XX века, когда местонахождение Соколки, что называется, подыстощилось. В 1925-26 гг. М.Б.Едемский провел свои исследования на Сухоне. Самое интересное, что в докладе об этом он впервые упоминает Мутовинскую лизну, где мы проводили свои исследования этим летом. Тогда им были найдены довольно крупные фрагменты обугленной древесины – до полуметра длиной, а также фрагменты костей тетрапод и чешуи рыб.
Что касается энтомофауны, то первое пермское насекомое нашел в 1975 году В.А.Молин в линзе под Исадами. Начиная с 90-ых годов прошлого века на Сухоне ведутся серьезные исследования, однако местонахождение ископаемых насекомых в Исадах приобретает свое значение только в последние годы. С 2009 года экспедициями ПИН РАН было собрано не меньше 3000 образцов, и сегодня это местонахождение считается крупнейшим из позднепермских по разнообразию и количеству собранного материала. Только в этом году мы собрали около 1000 образцов и, поверьте, в последующем можно будет собрать никак не меньше.
Закончить свой рассказ о сезоне 2016 года я хочу случаем, который произошел с нами буквально в последний день раскопок. Поскольку пора было уже начинать собираться, рабочий день немного сократили. Спускаясь с раскопа по прорубленным на крутом склоне ступенькам, я сказал идущей позади лаборанту лаборатории артропод ПИН Олесе Стрельниковой, что было бы здорово в последний момент найти какую-нибудь косточку. И что вы думаете? Я это сказал, проходя как раз у основания линзы, где выходит четкая терригенка, и мне попался небольшой позвонок древнего четвероногого. «Тетраподы – это судьба», – резюмировал я под смех товарищей.