Во многих странах мира сбор и добыча ископаемых остатков растений и животных так или иначе ограничиваются местным законодательством. Насколько оправданы подобные запреты и не приносят ли они науке больше вреда, чем пользы? Об этом рассуждает палеонтолог Смитсоновского национального музея естественной истории (США) доктор Ханнеке Мейер (Hanneke Meier) >>
Кто из нас не подбирал окаменелости на морском пляже, не находил камень с причудливой ракушкой на дороге или даже зуб древней рептилии в строительном котловане? Я сама такая, я находила. В конечном итоге это привело меня к увлечению палеонтологией и со временем определило мою карьеру. Детские находки, как правило, безобидны и милы, но все меняется, когда речь заходит о более редких и эффектных окаменелостях. Возможно, вы бы и сами согласились положить на каминную полку что-то этакое, или предпочли бы продать диковинную окаменелость за большие деньги?
В прошлом году пресса многих стран подробно писала об ископаемой змее с четырьмя ногами, найденной где-то в Бразилии. Этот образец интересен не только тем, что мир еще не видел четвероногих змей, но и тем, что единственный в мире экземпляр этой змеи находится в частной коллекции. Ученые узнали о ней в 2012 году, на выставке в Германии, и сразу же у правоохранительных органов возник вопрос – как она туда попала, если Бразилия запретила вывоз окаменелостей еще в 1942 году?
Необходимо отметить, что частная собственность на ископаемые объекты традиционно является предметом ожесточенных споров. Многие страны приняли законы, запрещающие или ограничивающие частных лиц в коллекционировании окаменелостей. Так, например, в США Бюро по управлению земельными ресурсами запрещает сбор ископаемых в коммерческих целях на общественных землях, но разрешает собирать их там для личного использования. Совсем недавно в Германии был принят новый закон о защите культурных ценностей, сильно ограничивший сбор и торговлю окаменелостями. Целью всех этих законов является предотвращение незаконной торговли образцами ископаемых и защита уязвимых местонахождений от сверхэксплуатации и вандализма.
На ежегодной встрече членов Европейской ассоциации палеонтологии позвоночных в голландском Харлеме в июле этого года ученые обсуждали этические вопросы частного сбора ископаемых и возможность включения образцов из частных коллекций в свои научные исследования. Одной из основных проблем с коммерческой добычей ископаемых была признана утрата сопутствующих данных. Ведь для палеонтологов окаменелости сами по себе являются, конечно, ценными, но далеко не исчерпывающими источниками информации. Большая часть важнейших данных, позволяющих поместить новую окаменелость на полагающееся ей место в эволюционном древе, происходит как раз из того контекста, в котором была найдена эта окаменелость.
К таким сведениям относится, например, точная привязка находки к геологическому слою, в котором она сохранилась, расположение той или иной стороной вверх, другие окаменелости, найденные по соседству, время находки и личность нашедшего. Все эти данные говорят палеонтологам намного больше, чем смогло бы само ископаемое. Но когда добыча окаменелостей ведется в коммерческих целях, наука обычно отодвигается в сторону – сопутствующие данные собираются не полностью, или про них вообще забывают. При этом в стремлении добыть как можно больше ископаемых как можно лучшего качества и хорошенько на этом заработать могут серьезно повреждаться или даже полностью уничтожаться уникальные местонахождения древних организмов.
Но даже если окаменелости раскапывают и документируют надлежащим образом, образцы из частных коллекций все равно слишком мало способствуют развитию палеонтологии. При продаже по высокой цене они оказываются недоступны для музеев с их изначально ограниченным бюджетом. Кроме того, если научные коллекции доступны для изучения всем (в теории, по крайней мере), то доступ к частным коллекциям нередко сильно ограничен, поскольку частные коллекционеры никоим образом не обязаны пускать ученых в свои владения.
Это создает серьезную проблему для воспроизводимости, лежащей в основе научного метода познания. Если новый вид описан на основе ряда ископаемых образцов, то обычно все эти образцы хранятся в специальной коллекции и могут быть изучены другими учеными. Это жизненно важно для науки, так как наблюдения других палеонтологов могут выявить детали, пропущенные ранее. Но с окаменелостями, запертыми в частных коллекциях, это не всегда представляется возможным. В результате у палеонтологов возникает резонный вопрос: должны ли они вообще изучать образцы, находящиеся в частной собственности? По крайней мере некоторые специалисты говорят, что нет.
Впрочем, не меньше в научном сообществе и их оппонентов, утверждающих, что бойкотирование частных коллекционеров не принесет пользы самой палеонтологии. Уместно вспомнить, что многие крупные современные коллекции окаменелостей начинались именно как частные. Даже Мэри Эннинг, знаменитая британка, в 19 веке открывшая миру ихтиозавров и плезиозавров, сегодня обязательно столкнулась бы с претензиями со стороны закона. И если бы не частные собиратели, мир так и не узнал бы о четвероногой змее.
Приходится признать, что частный статус образца – это далеко не идеальная ситуация. Но это и не повод отказываться от его изучения. Кроме того, именно частные коллекторы способны производить палеонтологические исследования там, куда ученые не доберутся, наверное, никогда. Поэтому тотальный запрет на частную палеонтологию никак не может считаться универсальным решением этой проблемы. Скорее, стоит задуматься о золотой середине – сотрудничестве профессиональных палеонтологов (то есть тех, кому за это платят) и палеонтологов-любителей (которые сами платят за это). Такое содружество сможет обеспечить как необходимую рабочую силу, так и соблюдение всех научных стандартов при палеонтологических исследованиях.
Хорошим примером подобного симбиоза служит голландское Общество плейстоценовых млекопитающих, уже на протяжении нескольких десятилетий практикующее сотрудничество между профессионалами и любителями. Постепенно развивающиеся связи между двумя группами, интересы которых первоначально были противоположны друг другу, со временем привело ко взаимному доверию и совместным работам на пользу палеонтологической науке.
По материалам The Guardian
